34. Обнаружение одиночества
Александр Павлович предусмотрительно отправился к входной двери, крепко-накрепко закрыв замки.
-Одно хорошо – ключей у них нет! – пробормотал он.
-Точно-точно нет? – уточнил беззвучно возникший около деда Пашка.
-Точно! Они очень пытались их раздобыть под кучей предлогов от «цветочки полить если вы отдыхать уедете» до «помочь твоей жене ПРАВИЛЬНО готовить», но мы с твоей бабушкой не поддались…
-Это вы молодцы! – солидно одобрил их поведение Пашка. – Никакой бы жизни не было!
Они понимающе переглянулись и абсолютно одинаково пожали плечами, представив, что именно могли бы учинить ИнноМиловые нашествия.
-Поешь со мной? – как можно безразличнее спросил Александр Павлович.
Пашка уже собрался было отказаться – он же к Нине собирается ехать, там и поест, но…
Но так невесело выглядел обычно абсолютно непробиваемый дед, что Пашка неожиданно для самого себя кивнул.
-Он обрадовался? Нет, правда! Точно обрадовался! – Пашка шел за дедом по направлению к кухне и вдруг сообразил, что он практически такого же роста, как и дед. – Ну, надо же, а раньше мне казалось, что он такой… такой, как скала – огромный и непробиваемый. И он… он не был таким седым. Как я не заметил?
-Паш, открой окна, с Инниной приправой и рисом, приготовленным методом кострового сжигания, тут уже дышать нечем! – попросил он.
Александр Павлович любил готовку своей жены и Нины, поэтому с удовольствием поднял крышку, закрывающую кастрюлю с супом, принюхался, надеясь, что дивный запах перебьёт вонь, а потом, потом принюхался опять… и опять…
-Не понял! – он всмотрелся в суповую поверхность и разъяренно грохнул крышку на кастрюлю. – Ты представляешь, Инна насыпала свою приправу и в наш суп!
-Котлеты! – они воскликнули это слово синхронно и уже через пару секунд подозрительно осматривали прекрасные сочные и вкусные котлеты… бывшие такими до того, как их опылили каким-то ядрёным приправным порошком.
-Инна!!! Сестррррица ненаглядная! – прорычал Александр Павлович. – И её метод «и мытьём, и катаньем». То-то я удивился, как это она легко сдалась.
-Фуууу… дед! Это есть нельзя! От этого даже Пин нос воротит! – прокомментировал Паша «усовершенствованные котлеты». - Ну, надо же, столько испортила!
-Так! Ты не расстраивайся, я сейчас еду закажу, и мы поедим! – заторопился дед, и Пашка почему-то заулыбался – так забавно и трогательно дед переживал о том, что внук остался голодным.
-Паш, ты что предпочитаешь? Или хочешь, мы с тобой поесть сходим?
Пашка опять собрался было признаться, что он лучше поедет к Нине, но неожиданно представил себе, как дед тут будет один.
Вообще-то прошедшая ночь Пашку удивила - в квартире бабушки и деда всегда было что-то… живое, что ли… Дома всегда кто-то был – по крайней мере Пашина и Полина прабабушка. Да и бабуля последние годы работала не целый день, а поменьше, приезжала и начинала готовить, напевая что-то мелодичное, или крутилось по дому, или вязала, устроившись рядом с прабабушкой.
Паша и Полина частенько заезжали к ним, даже когда родители ещё не уехали в Екатеринбург, и всегда им тут было приятно.
Когда они сюда переехали, стало сложнее – животные деду не нравились, правда, он старался особо этого не демонстрировать, но это чувствовалось, а вот когда бабушка повезла прабабушку лечить спину, в квартире стало откровенно тоскливо…
-Наверное, это бабушка и прабабушка грели этот дом! – вдруг подумалось Пашке. – И если это чувствую я, деду это, небось, ещё труднее перетерпеть.
Вчера ночью Пашка долго не мог уснуть – всё ему казалось, что он попал в какой-то незнакомый темноватый и холодноватый дом. Даже свет от люстр разом потускнел, и хотелось его и вовсе не выключать. У кровати как-то особенно громко и грустно вздыхал Пин, сны снились как на подбор тоскливые.
-Небось, это потому, что Полька уехала – мы ж особенно не разлучаемся, - думал Паша ночью, раз за разом просыпаясь от бесцельного сонного блуждания по незнакомым улицам в поисках чего-то утерянного.
А вот теперь он понял – нет, дело не только в Поле. Дело в том, что тут всё разом затосковало.
-И дед это тоже чувствует, - сообразил Паша. – Нипочём не признается, но знаю, что ему тоже одиноко и тоскливо! Наверное, он поэтому и пустил Инну и Милу – надеялся, что хоть немного лучше будет.
Тут же Паша сообразил и то, почему дед вчера собрался есть в гостиной – в кухне-то всегда были или бабушка, или прабабушка, а сейчас – никого.
-Вот он и перебрался подальше, чтобы этого не видеть.
-Паш, так ты что будешь? – окликнул его дед из соседней комнаты, разом разогнав его раздумья. -Или… или поедешь?
Да, по-хорошему надо бы уже попрощаться, и отправляться на вокзал, тем более что его ждут сестра и тётка, но…
-Люди могут быть такими же несчастными и одинокими, как и собаки, - подумалось Пашке. Он покосился на Пина и решительно отправился к деду.
-Нет, я пока тут побуду. Давай курицу гриль закажем, а? Ты же её тоже любишь? Только… только можно тут Пин побудет? А то ему в комнате одиноко.
Дед было нахмурился – ну, не понимал это всякое такое, но…
Слово «одиноко» царапнуло его как когти вчерашней чёрной кошки, и он неожиданно для себя кивнул:
-Хорошо, пусть остаётся. Наверное, ему тоже веселее в компании.
Пин отлично понял, о чём речь и радостно завилял хвостом. А Пашка, разулыбавшись, отправился возвращать комод на его законное место, а потом, выйдя с Пином из разгармонизированной таким образом комнаты, обнаружил деда, с наслаждением избавляющегося от Милиного «искусства».
-Мне кажется, что стена без этого «борща, сваренного в вулкане» выглядит гораздо лучше! – подвёл итог Александр Павлович Мошенов.
Только потеряв, мы понимаем, что любили. Только потеряв, мы умоляем нас простить. Только потеряв, виним себя за то, что не ценили. И лишь потеряв, мы учимся любить…